– И не говорите, – согласился Усикава.
Усикава позвонил в «Консультацию для женщин – жертв бытового насилия». К его удивлению, именно такое название значилось в телефонном справочнике. Коллектив этой некоммерческой организации состоял из нескольких опытных адвокатов, да еще с десяток добровольцев помогали вести дела. Приют госпожи Огаты взаимодействовал с ними напрямую, принимая женщин, которые сбегали из дома, но не знали, куда идти. На сей раз Усикава попросил аудиенции от имени своей настоящей конторы – «Фонда поддержки искусства и науки новой Японии», ибо нутром чуял, что разговор может запросто коснуться вопроса о материальной поддержке. И договорился о времени встречи.
При встрече он тут же передал собеседнику свою визитку (такую же, какую вручил Тэнго) и сообщил, что его фонд занимается поощрением организаций, работающих на благо японского общества. И что в их список кандидатов попала «Консультация для женщин – жертв бытового насилия». Хотя сам Усикава не вправе раскрывать имя спонсора, стипендиат, получивший эти деньги, может распоряжаться ими по своему усмотрению – и помимо того, что в конце года напишет краткий отчет, никакими обязательствами не скован.
Собеседник Усикавы – молодой адвокат – оглядел его с головы до ног и не пришел в восторг от увиденного. Да, внешность Усикавы к доверию не располагала. Но средства были скромные, и приходилось улыбаться любому, кто предлагал хоть какую-то помощь. Отставив личные сомнения в сторону, адвокат пригласил Усикаву за столик для посетителей.
– Прежде всего, – сказал Усикава, – хотелось бы узнать подробнее о деятельности вашей организации.
И адвокат поведал ему, как была создана их «Консультация», чем она занимается и каким образом они, адвокаты, перешли сюда, оставив другие хлеба. Слушая все это, Усикава в душе невыносимо скучал, но продолжал делать вид, что страшно интересуется рассказом. Прищелкивал языком, кивал, строил сочувственную мину. В результате адвокат понемногу успокоился и, как видно, решил, что Усикава – человек вполне достойный, несмотря на внешний вид.
И тогда Усикава аккуратно перевел разговор на тему приюта.
– Куда же деваются бедные женщины, которым некуда больше идти? – поинтересовался он. С таким выражением, словно искренне беспокоился о судьбах тех, кого жизнь завертела, точно палые листья на холодном осеннем ветру.
– Для этих случаев у нас открыты специальные прибежища, – ответил ему адвокат.
– Прибежища? В каком смысле?
– Временные приюты, если угодно. Их немного, но все они предоставлены различными благотворителями. Один из наших спонсоров даже пожертвовал для этого небольшой многоквартирный дом.
– Многоквартирный? – якобы удивился Усикава. – Неужто в нашем обществе еще встречаются такие добрые самаритяне?
– О да! Когда о нашей «Консультации» упоминают в газетах или журналах, нам начинают звонить люди, которые предлагают помощь. Без их помощи наша организация, к сожалению, просто не выжила бы. Ведь мы существуем исключительно на добровольные пожертвования.
– Мне кажется, вы делаете очень большое и нужное дело, – проникновенно сказал Усикава.
По лицу адвоката расплылась наивно-беззащитная улыбка. И Усикава напомнил себе, что лучший момент для маневра – когда противник убежден в своей правоте.
– И сколько женщин проживает в этом многоквартирном доме?
– Бывает по-разному, но в среднем человек пять, – ответил адвокат.
– Кстати, насчет спонсора этого дома, – напирал Усикава. – Что заставило его это сделать? У него были какие-то особые мотивы?
Адвокат покачал головой:
– Не могу знать. Но подобной благотворительностью этот человек занимался и раньше – исключительно по личной инициативе. Как бы то ни было, нам остается только с благодарностью пользоваться его щедростью. Нам ничего не объясняют, мы ничего не спрашиваем.
– Очень разумно, – кивнул Усикава. – И адрес этого приюта, конечно, тоже не разглашается?
– Разумеется. Бедным женщинам необходима полная безопасность. Да и спонсоры, как правило, желают оставаться анонимами. Все-таки мы имеем дело с последствиями актов насилия.
Они поговорили еще немного, но больше ничего конкретного из адвоката выдавить не удалось. В итоге Усикава понял следующее: «Консультация для женщин – жертв бытового насилия» официально открылась четыре года назад; вскоре после открытия им позвонил некий «спонсор» и предложил многоквартирный дом в качестве приюта. О существовании «Консультации» он узнал из газеты, которая написала о них заметку. Главное условие сотрудничества – полная анонимность благотворителя. Но под конец разговора Усикава уже ни капельки не сомневался в том, что этот «спонсор» – хозяйка особняка в Адзабу, а для приюта используется деревянный домишко на задворках того же района.
– Спасибо за ваше бесценное время, – сердечно поблагодарил Усикава молодого адвоката-идеалиста. – На мой взгляд, вы занимаетесь очень нужной и полезной работой. На очередном заседании фонда я расскажу о нашей беседе членам правления – и уже вскорости извещу вас об их решении. Искренне желаю успеха вашему предприятию.
Вслед за этим Усикава попробовал раскопать обстоятельства смерти старухиной дочери. Вышла замуж за чиновника из Министерства транспорта. Умерла в тридцать шесть. Причина смерти не установлена. Вскоре после ее кончины муж оставил госслужбу. Это все, что Усикаве удалось разузнать. Почему ушел из министерства – неясно, что делал потом – неизвестно. Возможно, его отставка как-то связана со смертью жены, а возможно – никак и не связана. Министерство транспорта не предоставляет рядовым гражданам сведений о своих внутренних передвижениях. Но Усикава обладал поистине змеиным чутьем. И чувствовал: что-то не так. Поверить в то, что элитный чиновник, скорбя по ушедшей жене, оставил высокий пост и скрылся от светской жизни, у него не получалось, хоть убей.
Насколько Усикаве было известно, не так уж много женщин в тридцать шесть лет умирает из-за болезни. То есть, конечно, всякое бывает. Разные хвори уносят людей на тот свет в любом возрасте – совершенно независимо от их капиталов. Рак, саркома мозга, перитонит, пневмония и так далее. Человеческий организм – слишком хрупкая и ненадежная штука. И тем не менее, когда в тридцать шесть лет на тот свет отправляется женщина из материально обеспеченного семейства, виной тому чаще всего не болезнь, а несчастный случай или самоубийство.
Итак, выдвинем гипотезу, рассуждал Усикава. Затем возьмем пресловутую «бритву Оккама», отсечем ею все ненужные факторы, выстроим все разрозненные связи в последовательную цепочку – и поглядим, что получится.
Предположим, дочь хозяйки усадьбы не умерла от болезни, а покончила с собой, допустил Усикава и с азартом потер ладони. Выдать самоубийство за смерть от болезни, в принципе, не так уж и сложно. По крайней мере, для людей влиятельных и богатых. Тогда следующим шагом предположим, что старухина дочь наложила на себя руки от отчаяния, не выдержав постоянных побоев от мужа. В этом тоже ничего невозможного нет. Ни для кого не секрет, что большой процент так называемой «элиты» – куда больше, чем в среднем классе, – состоит из невыносимых истериков и тайных извращенцев.
И если допустить, что все так и случилось, – как бы повела себя мать погибшей, хозяйка усадьбы? Примирилась бы – мол, судьба, никуда не деться? Ох, вряд ли. Скорее всего, очень сильно захотела бы сполна отомстить виновнику смерти дочери… Теперь-то Усикава уже примерно представлял себе, что она за человек. Эта старая женщина бесстрашна, мудра и чертовски прозорлива. Если что задумала – выполнит, каких бы денег и усилий ей это ни стоило. Позволить спокойно ходить по земле человеку, который надругался над самым святым и свел ее дочь в могилу, она никак не могла.
Как именно старуха отомстила зятю, Усикава разнюхать не смог. Муж ее дочери словно растаял в воздухе, не оставив буквально никаких следов. Вряд ли, конечно, она лишила его жизни. Слишком уж осторожна и хладнокровна. Опять же, кругозор широкий. На откровенное убийство не пошла бы, это уж точно. Но какие-то очень суровые меры приняла наверняка. Да так, что и не заподозришь теперь ни в чем.